Неточные совпадения
Но Калитин и Мокеев ушли со двора. Самгин пошел в дом, ощущая противный запах и тянущий приступ тошноты. Расстояние от сарая до столовой невероятно увеличилось; раньше чем он прошел этот
путь, он успел вспомнить Митрофанова в трактире, в день похода рабочих в Кремль, к памятнику царя; крестясь мелкими крестиками, человек «здравого смысла» горячо шептал: «Я — готов, всей душой! Честное слово: обманывал из
любви и преданности».
«Кто ж внушил ей это! — думал Обломов, глядя на нее чуть не с благоговением. — Не
путем же опыта, истязаний, огня и дыма дошла она до этого ясного и простого понимания жизни и
любви».
Штольц смотрел на
любовь и на женитьбу, может быть, оригинально, преувеличенно, но, во всяком случае, самостоятельно. И здесь он пошел свободным и, как казалось ему, простым
путем; но какую трудную школу наблюдения, терпения, труда выдержал он, пока выучился делать эти «простые шаги»!
— Да, то ужасный
путь, и много надо
любви, чтоб женщине пойти по нем вслед за мужчиной, гибнуть — и все любить.
—
Путь, где женщина жертвует всем: спокойствием, молвой, уважением и находит награду в
любви… она заменяет ей все.
Она залилась только слезами дома, когда почувствовала, что объятия ее не опустели, что в них страстно бросилась Вера и что вся ее
любовь почти безраздельно принадлежит этой другой, сознательной, созрелой дочери — ставшей такою
путем горького опыта.
— Один ты заперла мне: это взаимность, — продолжал он. — Страсть разрешается
путем уступок, счастья, и обращается там, смотря по обстоятельствам, во что хочешь: в дружбу, пожалуй, в глубокую, святую, неизменную
любовь — я ей не верю, — но во что бы ни было, во всяком случае, в удовлетворение, в покой… Ты отнимаешь у меня всякую надежду… на это счастье… да?
Все жители Аяна столпились около нас: все благословляли в
путь. Ч. и Ф., без сюртуков, пошли пешком проводить нас с версту. На одном повороте за скалу Ч. сказал: «Поглядите на море: вы больше его не увидите». Я быстро оглянулся, с благодарностью, с
любовью, почти со слезами. Оно было сине, ярко сверкало на солнце серебристой чешуей. Еще минута — и скала загородила его. «Прощай, свободная стихия! в последний раз…»
Другое же впечатление — бодрой Катюши, нашедшей
любовь такого человека, как Симонсон, и ставшей теперь на твердый и верный
путь добра, — должно было бы быть радостно, но Нехлюдову оно было тоже тяжело, и он не мог преодолеть этой тяжести.
Без изначальной и стихийной
любви к России невозможен никакой творческий исторический
путь.
Русский человек не идет
путями святости, никогда не задается такими высокими целями, но он поклоняется святым и святости, с ними связывает свою последнюю
любовь, возлагается на святых, на их заступничество и предстательство, спасается тем, что русская земля имеет так много святынь.
…Последнее пламя потухавшей
любви осветило на минуту тюремный свод, согрело грудь прежними мечтами, и каждый пошел своим
путем. Она уехала в Украину, я собирался в ссылку. С тех пор не было вести об ней.
Думаю, что мучительный религиозный
путь связан не только с моими внутренними противоречиями, но и с острым чувством зла и безмерностью моей
любви к свободе.
Свята и
любовь, свято и искусство, свята и философия как творческий подъем и вдохновение, как творческий
путь к новому Космосу, созидать который Бог призвал человечество.
Одни идут из
любви и жалости; другие из крепкого убеждения, что разлучить мужа и жену может один только бог; третьи бегут из дому от стыда; в темной деревенской среде позор мужей всё еще падает на жен: когда, например, жена осужденного полощет на реке белье, то другие бабы обзывают ее каторжанкой; четвертые завлекаются на Сахалин мужьями, как в ловушку,
путем обмана.
— Ко всему несут
любовь дети, идущие
путями правды и разума, и все облачают новыми небесами, все освещают огнем нетленным — от души. Совершается жизнь новая, в пламени
любви детей ко всему миру. И кто погасит эту
любовь, кто? Какая сила выше этой, кто поборет ее? Земля ее родила, и вся жизнь хочет победы ее, — вся жизнь!
— За тех, кого они любят, кто еще не утратил блеска юношеской красоты, в ком и в голове и в сердце — всюду заметно присутствие жизни, в глазах не угас еще блеск, на щеках не остыл румянец, не пропала свежесть — признаки здоровья; кто бы не истощенной рукой повел по
пути жизни прекрасную подругу, а принес бы ей в дар сердце, полное
любви к ней, способное понять и разделить ее чувства, когда права природы…
«Почем знать, может быть, твой жизненный
путь пересекла настоящая, самоотверженная, истинная
любовь», — вспомнились ей слова Аносова.
— Да-а, — протянул генерал наконец. — Может быть, это просто ненормальный малый, маниак, а — почем знать? — может быть, твой жизненный
путь, Верочка, пересекла именно такая
любовь, о которой грезят женщины и на которую больше не способны мужчины. Постой-ка. Видишь, впереди движутся фонари? Наверно, мой экипаж.
Нас мгла и тревоги встречали,
Порой заграждая нам
путь.
Хотелось нередко в печали
Свободною грудью вздохнуть,
Но дни проходили чредою,
Все мрак и все злоба вокруг —
Не падали духом с тобою
Мы, горем исполненный друг!
И крепла лишь мысль и стремилась
К рассвету, к свободе вперед —
Туда, где
любовь сохранилась,
Где солнце надежды взойдет!
Когда вскоре за тем пани Вибель вышла, наконец, из задних комнат и начала танцевать французскую кадриль с инвалидным поручиком, Аггей Никитич долго и пристально на нее смотрел, причем открыл в ее лице заметные следы пережитых страданий, а в то же время у него все более и более созревал задуманный им план, каковый он намеревался начать с письма к Егору Егорычу, написать которое Аггею Никитичу было нелегко, ибо он заранее знал, что в письме этом ему придется много лгать и скрывать; но могущественная властительница людей —
любовь — заставила его все это забыть, и Аггей Никитич в продолжение двух дней, следовавших за собранием, сочинил и отправил Марфину послание, в коем с разного рода экивоками изъяснил, что, находясь по отдаленности места жительства Егора Егорыча без руководителя на
пути к масонству, он, к великому счастию своему, узнал, что в их городе есть честный и добрый масон — аптекарь Вибель…
«Мужайся, князь! В обратный
путьСтупай со спящею Людмилой;
Наполни сердце новой силой,
Любви и чести верен будь.
Небесный гром на злобу грянет,
И воцарится тишина —
И в светлом Киеве княжна
Перед Владимиром восстанет
От очарованного сна».
Рыбак и витязь на брегах
До темной ночи просидели
С душой и сердцем на устах —
Часы невидимо летели.
Чернеет лес, темна гора;
Встает луна — все тихо стало;
Герою в
путь давно пора.
Накинув тихо покрывало
На деву спящую, Руслан
Идет и на коня садится;
Задумчиво безмолвный хан
Душой вослед ему стремится,
Руслану счастия, побед,
И славы, и
любви желает…
И думы гордых, юных лет
Невольной грустью оживляет…
Отныне ты пойдешь отверженца
путем,
Кровавых слез познаешь сладость,
И счастье ближних будет в тягость
Твоей душе, и мыслить об одном
Ты будешь день и ночь, и постепенно чувства
Любви, прекрасного погаснут и умрут
И счастья не отдаст тебе ничье искусство!
Я пользовался общей
любовью и, конечно, никогда ни с кем не ссорился, кроме единственного случая за все время, когда одного франта резонера, пытавшегося совратить с
пути молоденькую актрису, я отвел в сторону и прочитал ему такую нотацию, с некоторым обещанием, что на другой день он не явился в театр, послал отказ и уехал из Пензы.
Вдруг, без всякой причины, на глаза его навернулись слезы, и, Бог знает каким
путем, ему пришла ясная мысль, наполнившая всю его душу, за которую он ухватился с наслаждением — мысль, что
любовь и добро есть истина и счастие, и одна истина и одно возможное счастие в мире.
Чтобы составить себе в Москве практику, врачу существует в настоящее время два
пути: один, более верный, — это заслужить внимание и
любовь кого-либо из университетских богов-врачей, обильно и щедро раздающих практику всем истинно верующим в них; второй же, более рискованный и трудный, — быть самому ловким и не брезговать никакими средствами…
Как ненужная, отпадала грубость и суета житейских отношений, томительность пустых и усталых дней, досадная и злая сытость тела, когда по-прежнему голодна душа — очищенная безнадежностью, обретала
любовь те свои таинственнейшие
пути, где святостью и бессмертием становится она.
Но Колесников уже не хотел музыки: мутилась душа, и страшно было, что расплачется — от
любви, от остро болючей жалости к Саше, к матросику с его балалайкой, ко всем живущим. Прощался и уходил — смутный, тревожный, мучительно ищущий
путей, как сама народная совесть, страшная в вековечном плену своем.
Нас только двое на свете из всего семейства; мой
путь должен быть твоим; напрасно ты мечтала разорвать слабой рукой то, что связала природа; где бушует моя ненависть, там не цвесть
любви твоей…
Пути творца необъяснимы,
Его судеб таинствен ход.
Всю жизнь обманами водимый
Теперь к сознанию придет!
Любовь есть сердца покаянье,
Любовь есть веры ключ живой,
Его спасет
любви сознанье,
Не кончен
путь его земной!
Его спасет
любви сознанье,
Не кончен
путь его земной!
Любовь Гордеевна. Что наша
любовь? Как былинка в поле: не расцветет
путем, да и поблекнет.
— Помоги, — говорю, — господи, и научи мя, да не потеряю
путей твоих и да не угрязнет душа моя во грехе! Силён ты и многомилостив, сохрани же раба твоего ото зла и одари крепостью в борьбе с искушением, да не буду попран хитростию врага и да не усумнюсь в силе
любви твоей к рабу твоему!
Мысли их подобны старым богомолкам: топчутся по земле, идут, не зная куда, попирают слепо живое на
пути, имя божие помнят, но
любви к нему не имеют и ничего не могут хотеть.
Но я, испытавшая горе на самой себе, я буду действовать на мать и на отца девушки, на нее самое, на молодого человека, чтобы только заставить сберечь их в сердцах своих эту
любовь, эту дивную
любовь, которая может усыпать цветами их жизненный
путь.
Потом она начинала умолять его, чтобы он любил ее, не бросал, чтобы пожалел ее, бедную и несчастную. Она плакала, целовала ему руки, требовала, чтобы он клялся ей в
любви, доказывала ему, что без ее хорошего влияния он собьется с
пути и погибнет. И, испортив ему хорошее настроение духа и чувствуя себя униженной, она уезжала к портнихе или к знакомой актрисе похлопотать насчет билета.
Нет, этого нельзя,
Нельзя терпеть! Хоть я не царь Иван,
Но и не Федор также. Против воли
Пришлось быть строгим. Человек не властен
Идти всегда избранным им
путем.
Не можем мы предвидеть, что с дороги
Отклонит нас. Решился твердо я
Одной
любовью править; но когда
Держать людей мне невозможно ею —
Им гнев явить и кару я сумею!
Мы достигли верхней ступени лестницы заклинаний и смотрим на пройденный
путь. Нам бросаются в глаза постоянные непонятные образы: всюду говорится о каком-то камне Алатыре; повторяются какие-то отзвучавшие имена — имена лихорадок, которые можно встретить в самых разнообразных заклинаниях (и от болезни и от
любви). Иные заговоры расшиты, как по канве, по этим темным именам, от которых веет апокрифом, легендой, пергаментом. О них только нам остается сказать.
Нежные чувства, питаемые с такого нежного возраста, вскоре поглотили всего Степушку;
любовь, как выражаются поэты, была единственным призванием его, он до кончины своей был верен избранному
пути буколико-эротического помещика.
Катерина Матвеевна. Позвольте, позвольте, подумайте хорошенько и внимательно, вникните в себя! Тот
путь, на который… Скажите, какою
любовью вы любите меня? (Вырывается от него и встает.)
—
Не устрашит, не остановит;
Кого на жизненном
путиЛюбовь лелеет с колыбели,
Незримо направляя к цели, —
И тот находит
путь прямой.
Так проходил, средь явственного сна,
Все муки я сердечного пожара…
О бог
любви! Ты молод, как весна,
Твои ж
пути как мирозданье стары!
Но вот как будто дрогнула стена,
Раздался шип — и мерных три удара,
В ночной тиши отчетисто звеня,
Взглянуть назад заставили меня.
Я кручину мою многолетнюю
На родимую грудь изолью,
Я тебе мою песню последнюю,
Мою горькую песню спою.
О прости! то не песнь утешения,
Я заставлю страдать тебя вновь,
Но я гибну — и ради спасения
Я твою призываю
любовь!
Я пою тебе песнь покаяния,
Чтобы кроткие очи твои
Смыли жаркой слезою страдания
Все позорные пятна мои!
Чтоб ту силу свободную, гордую,
Что в мою заложила ты грудь,
Укрепила ты волею твердою
И на правый поставила
путь…
— За
любовь благодарим покорно, Петр Степаныч, за доброе ваше слово, — с полным поклоном сказала мать Таисея. — Да вот что, мои дорогие, за хлопотами да за службой путем-то я с вами еще не побеседовала, письма-то едва прочитать удосужилась… Не зайдете ль ко мне в келью чайку испить — потолковали б о делах-то…
Надо приучать себя жить так, чтобы не думать о людском мнении, чтобы не желать даже
любви людской, а жить только для исполнения закона своей жизни, воли бога. При такой одинокой, с одним богом жизни, правда, нет уж побуждений к добрым поступкам ради славы людской, но зато устанавливается в душе такая свобода, такое спокойствие, такое постоянство и такое твердое сознание верности
пути, которых никогда не узнает тот, кто живет для славы людской.
Это работа зародыша, готового развиться, работа
любви, которая снимет грех с мира, оживит слабеющую жизнь, утешит огорченных, разобьет оковы заключенных, откроет народам новый
путь жизни, внутренний закон которой будет уже не насилие, а
любовь людей друг к другу.
Заповедь о
любви показывает два
пути:
путь истины,
путь Христов, добра —
путь жизни, и другой
путь:
путь обмана,
путь лицемерия —
путь смерти. И пусть страшно отречься от всякой защиты себя насилием, но мы знаем, что в этом отречении дорога спасения.
Человек, признающий то, что смысл и деятельность в
любви, негодует на то, что ему указан верный и несомненный
путь этой деятельности и те самые опасные ошибки, которые могут отвлечь его от истинного
пути.
Особенная
любовь к своему народу прежде соединяла людей, в наше же время, когда люди уже соединены
путями сообщения, торговлей, промышленностью, наукой, искусством, а главное, нравственным сознанием, такая особенная
любовь к своему народу не соединяет, а разъединяет людей.